В июне 1941 года Луга и Лужский район по традиции гостеприимно встречали многочисленных жителей Ленинграда, которые приезжали сюда на летний отдых. И так случилось, что именно здесь их застала страшная весть о начале войны…
Воспоминания свидетелей тех трагических событий, героев нашего проекта «Сила в памяти. Имена в истории лужского края», дают нам возможность представить, что происходило на лужской земле в первые дни войны и что ощущали люди, на глазах которых рушилась привычная мирная жизнь.
Уехали на последнем поезде
Антонина Васильевна Пушкина (1931-2018), отличник народного просвещения:
– На лето родители отправили меня под Лугу к родственникам, которые работали в санатории НКВД. На воскресенье 22 июня был запланирован пикник с выездом всех отдыхающих на озеро.
Рано утром мы, дети, собрались во дворе. Взрослые стояли небольшими группами и что-то тихо меж собой обсуждали. Через некоторое время прибежал знакомый мальчишка и сказал нам, что немцы бомбят Киев. А радио молчало.
На пикник все же выехали, но радости не было никакой. Время к полудню, а новостей никаких.
В 12 часов затрещало в тарелке – Молотов сделал официальное сообщение о нападении Германии на Советский Союз.
Все засобирались назад в санаторий, а после стали разъезжаться. Я же ждала, когда меня заберет мама. А ее, как и многих других, отправили копать окопы под Оредеж, и просто взять и уехать оттуда она не могла – не отпускали.
Однажды в июле начальник работ объявил, что на станции стоит последний паровоз на Ленинград и что он отпускает женщин, имеющих детей. Мама через несколько дней приехала за мной в санаторий.
Состав из Луги был переполнен, дети плакали. Поезд тронулся, и тут налетели фашистские самолеты. Возле вагонов рвались бомбы, но состав набирал скорость. Нам повезло, ни один снаряд не попал в цель. И к вечеру мы были в городе.
Война застала нас на Череменецком озере
Владимир Борисович Краскин (р. 1930), ветеран космических войск и космодрома Байконур, инженер-испытатель ракетной техники, кандидат технических наук:
– В начале 1939 года отца направили на Череменецкое озеро, что в Лужском районе Ленинградской области, на строительство аэродрома для гидросамолетов.
Штаб стройки находился на острове Череменец с расположенным на нем Иоанно-Богословским монастырем <…> Недалеко от бывшего монастыря построили два или три одноэтажных домика для инженерно-технических работников. Это место называлось Красный Октябрь.
Один из домиков недалеко от берега озера был предоставлен нашей семье. Домик имел застекленную веранду, с которой открывался красивый вид на озеро и противоположный берег с деревней Наволок <…>
Война застала нас на Череменецком озере. Я очень хорошо помню тот воскресный день, 22 июня 1941 года. Мамы с нами не было, она уехала в Ленинград по каким-то делам и в воскресенье собиралась вернуться. Я должен был ее встретить в санатории «Красный Вал», примерно в пяти километрах от Красного Октября. До санатория от железнодорожного вокзала в Луге ходил рейсовый автобус. Я пришел в санаторий около 12 часов, к прибытию автобуса. На остановке было много народу, все толпились около большого репродуктора, чего-то ждали.
Ровно в полдень репродуктор заговорил, и затем мы услышали сообщение Молотова о том, что началась война. Я хорошо запомнил его заключительные слова: «Враг будет разбит, победа будет за нами». Не помню, чтобы я очень огорчился. Был уверен, что мы быстро разгромим фашистов, да и рабочий класс Германии не допустит поражения первой социалистической страны. Мне было 10 лет, и я был октябренком.
В это время подъехал автобус. Я бросился к маме и чуть ли не с восторгом сообщил о войне. «Глупенький, мы еще хлебнем горя», – сказала она.
В начале июля мама вновь уехала в Ленинград. Мы остались впятером с бабушкой на берегу Череменецкого озера. Война стремительно приближалась к нашим краям. Однажды мы услышали грохот разрывов бомб: бомбили Красный Вал. Там, рядом с санаторием, находился военный аэродром. В той стороне поднимался огромный черный столб дыма – горело нефтехранилище. Становилось все тревожнее. Как-то над нашим домиком на бреющем пролетел немецкий самолет. Мы отчетливо видели черные кресты на крыльях и двух пилотов. Один из них, сидевший сзади, помахал нам, детям, рукой, и они быстро скрылись за кедрами монастырского сада. А мамы все нет и нет. Я хорошо помню, как волновалась бабушка, не зная, что делать. Наконец она решила направиться в деревню Наволок. Мы погрузились на лодку и поплыли к противоположному берегу. Я не помню, чтобы мы забрали с собой какие-то вещи».
Чувствовалось, что происходит что-то неладное
Татьяна Алексеевна Фаворская (1890-1986), доктор-химических наук, преподаватель Ленинградского университета, дочь выдающегося ученого-химика Алексея Евграфовича Фаворского (1860-1945):
– Я работала в лаборатории и трудилась над диссертацией. По выходным дням ездила в Лугу и возилась в саду. Осенью в прошлом году я посадила новый сорт земляники, который мне очень расхваливали, и с нетерпением ждала первых ягод, мечтала, как вначале июля перееду в Лугу на все лето. В нашем саду все цвело и благоухало, земляника уже начала краснеть.
В конце июня собрался на дачу и Алексей Евграфович. Все было тихо и спокойно, ничто не предвещало того, что нас ожидало <…> В воскресенье 22 июня почему-то и я, и Мария Маркеловна (жена А.Е. Фаворского. – Прим. сост.) были в городе. Около двенадцати дня я сидела перед зеркалом в парикмахерской на 9 линии около Большого проспекта, когда по радио зазвучал голос Молотова и вся страна узнала о начавшейся войне <…>
Никто еще не думал, что фронт так стремительно будет приближаться к Ленинграду, что Луге будет угрожать непосредственная опасность, и в заранее намеченное время мы перевезли Алексея Евграфовича на дачу. Поезда ходили редко, посадка всегда бывала трудной <…> На выходные дни я по-прежнему ездила в Лугу.
В одну из таких поездок, приехав на вокзал, я увидела вереницу ребятишек дошкольного и школьного возраста с рюкзачками за спиной, медленно двигающихся мимо вокзала к запасным путям, где, очевидно, должна была проходить их посадка. Тут же шли и матери, отцы, бабушки. Все это было настолько трагично, что я до сих пор не могу забыть этой картины <…>
Стали ходить слухи, что академиков будут эвакуировать с семьями. Стали говорить, что надо Алексею Евграфовичу возвращаться в город, но в Луге было так хорошо, все цвело, поспевала земляника, погода была чудесная. Алексей Евграфович никак не мог поверить, что Луге угрожает непосредственная опасность, собирался переждать войну на даче. Однако все чаще в Луге стали объявлять воздушные тревоги. Объявляли их не как в Ленинграде: начинали давать непрерывные тревожные свистки все паровозы, стоявшие в Луге на запасных путях.
Фронт стремительно приближался. Оставаться в Луге стало невозможно, и за Алексеем Евграфовичем были посланы его ученики <>
9 июля все спокойно легли спать, утром 10 встали рано… Чувствовалось, что происходит что-то неладное, гудки паровозов слышались почти без перерывов. Действительно, налеты самолетов на Лугу с раннего утра следовали один за другим.
Придя на станцию, Алексей Евграфович и его спутники с трудом могли улучить момент, чтобы войти в помещение вокзала, где им пришлось просидеть целых пять часов. Пассажирские поезда в Ленинград не ходили, но Алексея Евграфовича обещали посадить в поезд, везущий раненых и охраняющих их бойцов. Как только налеты временно прекратились, их погрузили в вагон и поезд тронулся.
Благополучно проехали Толмачево и Мшинскую, как вдруг поезд остановился, вбежавший боец крикнул, чтоб все выходили из вагона и шли в тянувшийся вдоль полотна лес: на поезд летит самолет. Чтобы попасть в лес, надо было перейти широкую полосу болота. Выбирать дороги не приходилось, все, в том числе и Алексей Евграфович, промокли до пояса. Когда самолет приблизился, его обстреляли из пулеметов. Сброшенные бомбы не причинили вреда, и, как только самолет скрылся, велено было возвращаться в вагоны…
Наше последнее мирное утро в 1941 году
Николай Корнеевич Чуковский (1904-1965), писатель:
– В середине июня 1941 года мы, и Каверины, и Степановы, и Тыняновы в четвертый раз переехали на дачу в Лугу. Погода стояла дождливая, холодная, лето еще не начиналось. Первое солнечное теплое утро выдалось только в воскресенье 22-го. Мы встретились с Кавериным и вместе пошли на пляж. Был уже второй час дня, когда на пляж пришла соседка-докторша и рассказала новость: Гитлер напал на СССР.
Мы с Кавериным сразу поняли, что значила эта новость и для всех, и для нас с ним. Нам хотелось поговорить, но на пляже было людно и многие прислушивались к нашим словам. Мы вошли в воду, выплыли на середину озера, и там, где никто не мог нас слышать, обменялись не столько мыслями, сколько волнениями. Нам было ясно, что мы оба должны немедленно ехать в город, потому что там, безусловно, нас уже ждут мобилизационные листки.
И безоблачной казалась жизнь
Ирина Яновна Шелагина (Селль-Бекман, 1925-2022), ученый-почвовед, поэтесса, мемуаристка:
– 21 июня 1941 года к нам на дачу в Толмачево приехала моя подруга Таня (Татьяна Анатольевна Глазенко, впоследствии выдающийся ученый-электротехник. – Прим. сост.) Мы с нею только что окончили 9 класс.
– Ира, – сказала она. – Я обещала маме, что навещу тебя, а на самом деле собираюсь в Лугу. Коля прислал телеграмму: «Приезжай проститься». Поедем вместе.
Коля был курсантом артиллерийского училища. Незадолго перед тем мы пытались проводить его в летние лагеря. Утром 22-го мы шли по шпалам в Луге, по какой-то захудалой запасной ж/д ветке, запинаясь на высоких каблуках. «Ну знаешь, – сказала я. – Тут уж у нас на каблуках не получится» (мы только что начали осваивать взрослую обувь). И, разувшись, мы весело зашагали в одних носках <...> Это нас веселило, и веселило все: безоблачное небо, начинающееся лето, ясное солнце, наступившие каникулы – и безоблачной казалась жизнь... Пели птицы, а за нежно зеленеющим лесом бодро и жизнерадостно гремело: «Ура! Ура! У-р-р-р-а-а-а-а!!!» Это что за торжественный полдневный ритуал? – подумали мы.
<...>Вскоре мы дошли до бревна шлагбаума и попросили часового вызвать Колю. Дежурный послал кого-то сообщить о посетителях, а мы остались ждать... Пока посланный ходил за Колей, мы от нечего делать спросили часового, почему недавно кричали «ура».
– Война, – был ответ. – Читали приказ.
Как ни жди несчастья, приходит оно неожиданно. Мы остолбенели, ожидая что прямо сейчас на нас посыплются бомбы с ипритом, люизитом и прочей синильной кислотой: постоянные ученья по гражданской обороне ориентировали на химическую войну. Заботливые родители запасались противогазами, на стенах классов висели муляжи с изображением кровавых язв…
Но небо было чисто, воздух тих и свеж, и в мире ничего не изменилось. Пришел Коля <...>
Он успел прислать Тане и своей маме 2 письма – военных треугольничка, прежде чем исчезнуть навсегда. Через много лет Таня назвала своего первенца Колей, несомненно, в его память»
Подготовила О.А. Шилько, библиограф Лужской межпоселенческой районной библиотеки
