Начало XVII века. Россия погрязла в смуте. Страну раздирали сторонники Лжедмитрия, русское ополчение пыталось освободить Москву от поляков. На Северо-Западе тоже было неспокойно. Великий Новгород был взят шведскими войсками под предводительством Якоба Делагарди в 1611 году, хотя незадолго до этого согласно Выборгскому договору 1609 года Швеция предоставила российскому государству экспедиционный корпус из подданных шведского короля и наемников из европейских держав. Русские и шведские войска под командованием воеводы Михаила Скопина-Шуйского и графа Якоба Делагарди, сражаясь бок о бок, от Новгорода дошли до Москвы и освободили ее от поляков и сторонников Лжедмитрия.
Новгородская округа, куда входила и территория современного Лужского района, с 1611 по 1617 год, то есть вплоть до подписания Столбовского мира, находилась под управлением совместной русско-шведской администрации Делагарди и Одоевского. Несмотря на то что в Ямгороде (совр. Кингисепп), Ивангороде, Копорье, Ладоге и других городах стояли гарнизоны, а на важных дорогах и водных путях для охраны были построены небольшие крепости – «острожки», их еще называли на европейский манер «шанцы», путешествия по нашему региону представлялись довольно рискованным делом, причем не только для одиноких путников. Грабежи, убийства, реквизиции лошадей и стратегических запасов продовольствия, таких как соль и зерно, на дорогах того времени были обыденным явлением. И это не мудрено, так как в нашем крае действовали вооруженные отряды «русских воров» и поляков, шайки казаков и «шишей», да и шведы не отличались любезностью по отношению к местному крестьянскому населению.
Все воевали против всех. Одним словом, тяжелое было время, смутное… Новгородцы присягнули шведскому королевичу, а в Москве в 1613 году избрали на царство юного царя Михаила, положившего начало династии Романовых.
Противостояние Великого Новгорода и Москвы затягивалось, что вызывало недовольство местного населения, причем и крестьян, и дворян. Решить вопрос о разрешении затянувшегося конфликта между официальными властями Москвы и Стокгольма вызвались Голландия и Англия, приславшие своих послов как официальных представителей в качестве посредников в переговорах между Россией и Швецией. Одним из них был англичанин Джон Меррик.
Сохранился любопытный документ – «расспросные речи о разграблении на реке Луге судна с имуществом английского посла», датируемый началом XVII века. Оригинал этого документа на пяти листах был приобретен корреспондентом Археографической Комиссии Соловьевым в Швеции в составе коллекции актов той эпохи и впоследствии, в 1884 году, опубликован Императорской Академией наук в сборнике «Акты, относящиеся до юридического быта древней России».
«Расспросные речи» представляют собой уголовное дело о грабеже следовавшего по реке Луге из Ям- города (совр. Кингисепп) судна английского посла Джона Меррика, то есть о речном пиратстве. Отметим, что по этому делу проходило три десятка человек, включая женщин, проживавших в селе Осьмино, деревнях Клескуши, Накол, Сара, Хилок и других населенных пунктах Сомерской волости и Дремяцкого погоста Шелонской пятины Великого Новгорода. Из свидетельских показаний, часть которых была добыта под пытками, что являлось распространенной практикой в то время, спустя чуть более четырех веков мы знаем имена участников и свидетелей, географию преступления и вскрывшиеся в ходе следствия «новые обстоятельства».
«Расспрос» начался с людей с высоким социальным статусом – детей боярских братьев Глотовых Ивана и Осипа Петровичей. Иван сказал, что у него «посольского письма и книг никаких» воры не оставляли. Также он привел известный ему факт, что «громили то судно посольское в деревне в Клескуше» крестьяне помещика Микифора Бибикова Онашка и Жданко из Красных Гор, «да с Клескуши тутошние мужики» Фишко Носов и Ивашко Агафонков, а «иные с ними воры были прихожие», не здешние. Иван Глотов поклялся, что в «шарпанье» (от слова «шарпать», т. е. грабить, отсюда «шарпальник» – грабитель. – И.П.) он не участвовал, и был готов сослаться на весь Сомерский уезд, «что не вор». Осип говорил те же речи, что и брат.
Далее последовали распросы крестьян и их жен. Женщины оказались более говорливыми и наблюдательными. Так, «мужичьи жены» клескушских крестьян подтвердили неучастие Глотовых в «погромке англинского посла». Кроме того, жена Ивашки Агафонкова Матреха указала на то, что писем и никакого «запасу» посольского грабители у них не оставляли, а в нападении на судно принимали участие Ивашко Гавров с Клескуш «с товарищи» и Федька Мезжирин из деревни Гонкова Ястребинского погоста Ямского уезда (находилась на берегу притока Луги реки Пеледы неподалеку от современной дер. Язвище Волосовского района, ныне не существует. – И.П.), который приносил казакам хлеб.
Ее муж Ивашко был так напуган оговором в шарпанье, что убежал из деревни, спрятался и жил в лесу. Как показалось следователю, она что-то недоговаривала. Пришлось прибегнуть к крайним мерам… и «Агафонкова жена Матреха у пытки в расспросе сказала, что было у них рухляди посольской, от шарпальников осталось в деревне … и мужики деревни Сары Микитка Ильин да Ларка да Омельянко Оникеев с товарищи приходили после казаков в нашу деревню, и тое всю посольскую рухлядь, что осталось у нас, взяли и отослали в Ивангород к воеводам».
Фишкина жена Ириньица, правда без пыток, тоже внесла некоторые коррективы и привела интересные подробности о преступлении. С ее слов, из местных жителей в нападении на судно участвовали Ивашко Гавров, Гришка Лисков из деревни Накол, упоминавшиеся выше мужики из Красных Гор и Федька Мезжирин. Всего банда насчитывала 12 человек. Про то, что из Ямгорода вышло посольское судно, «воры не ведали», а весть им об этом принес «наводчик» – Федька Мезжирин.
В Клескушах на берегу была устроена засада, и пираты ждали появления судна весь день. Не дождавшись, они легли спасть, а Гавров и Лисков пошли косить сено. Посреди ночи они увидели, что по Луге плывет судно, и сразу разбудили подельников. Под утро «лихие люди» догнали посольскую лодку у деревни Накол, «от Клескуш в пяти верстах, да разгромили». После этого местные мужики Гавров, Лисков, а также Онашка и Жданко из Красных Гор и Мезжирин с другими «воровскими людьми» поделили между собой посольскую казну, одежду и съестные припасы.
На конец дележа добычи поспел младший брат Мезжирина и ему тоже кое-что перепало. В нужное время и в нужном месте оказался житель Сомерской волости села Осьмино Сидорко Мазиха, который выкупил у пиратов в Клескушах «посольское платье всякое» и затем перепродал его соседу – осьминскому старосте Спирке Отонскому.
На дыбе главный обвиняемый Федька Мезжирин сознался во всем и просил на очную ставку мужиков из Клескуш и Накола. Состоялась она или нет, неизвестно.
Судно с документами, деньгами и багажом Джона Меррика могло бы избежать беды, так как в деревне Хилок стоял караул, который предупредил посольскую лодку о возможном нападении шарпальников и предложил обождать, пока сделают разведку в районе Клескуш. Однако самонадеянные гребцы не послушали совета и отправились далее. Хорошо, что хоть живы остались… После посольского судна шел караван из пяти судов ямгородских торговых людей, так они внимательно прислушались к караульщикам и остались на ночевку, а утром уже узнали о происшествии с судном английского посла.
В ходе расследования выяснилось, что случай речного пиратства в отношении лодки английского посла в то лето был не единственным. Из «расспроса Дремяцкого погоста деревни Дубецко Мишки Самсонова» стало известно, что после этого псковские казаки и мужики из Накола и Клескуш разграбили судно с солью, шедшее по реке Луге.
Другой интересный факт поведал следствию «детина Сашко Васильев» «с Дубровы деревни», который шел из Новгорода «подле Луги реки» на «Яму город» и «кормился по деревням». Он наткнулся на банду «шишей», стоявшую на реке Сабе, «а человек их с тридцать, а все мужики да боярские холопи, тутошние жильцы». Атамана их звали Андрей.
Между собой пираты говорили, что на реке Луге караулов нет, так что можно «работать». Тем не менее они все же «боялись на себя приходу немецких людей», то есть шведского воинского отряда из Яма или Ивангорода. Помимо разговоров, шиши сушили сухари и хотели идти во Псков, однако передумали, надеясь, что если на них пойдут «немцы», то из Сомерской волости мужики дадут им об этом знать. Эта банда, по словам Сашки Васильева, на реке Луге неподалеку от впадения в нее Сабы разгромила принадлежавшее шведскому купцу ямское судно с рожью и «того немчина купчину изсекли», то есть убили.
Нужно отдать должное англичанину Джону Меррику, который в затянувшихся переговорах в деревне Столбово под Тихвином лоббировал интересы Московского государства, хоть и не без корысти, так как в первую очередь он преследовал цель добиться торговых льгот для английских дельцов при торговле в Московском царстве и перевозке товаров в Персию. А Сумерская волость, за которую, кстати, на переговорах тоже шел торг между Россией и Швецией, после подписания в 1617 году Столбовского мира и демаркации государственной границы осталась в российских пределах и стала пограничной вплоть до нового столкновения со шведами в эпоху Петра Великого.
Игорь Половинкин
