Блокадное детство

 

Я с родителями живу в пригороде Ленинграда в г. Колпино, где с дореволюционных лет работает Ижорский завод всесоюзного значения. На заводе работает большинство жителей Колпина. Мы живем в большом доме, который построил дедушка, всей семьей. У дедушки с бабушкой четверо взрослых детей. Дочери вышли замуж, сыновья женились, у всех дети. Живем очень дружно. Вечером и в праздники все собираемся пить чай с пирогами, которые напекла бабушка. Мне 9 лет, братику годик, отец в июне 1941 года заканчивает Военно-медицинскую академию. Он уже получил назначение на работу. Все складывается очень хорошо. Счастье в семье, спокойно в стране.

Началась страшная война. Наши мужчины сразу уходят на фронт. Дядя мой стал формировать народное ополчение в г. Колпино. Немецкие захватчики приближаются к Ленинграду. Они недалеко от Колпина. Администрация завода решила женщин с детьми отправить в Ленинград. У мамы на руках маленький сын, я на костылях (за неделю до отъезда сломала ногу), бабушка с узелком самого необходимого. В Ленинграде нам дали комнату, жилец которой сбежал в тыл, захватив почти все вещи из комнаты. Вскоре к нам приехал дедушка, так как в наш дом в Колпине попал артиллеристский снаряд и дом был разрушен. 

Немцы начали бомбить Ленинград и стрелять по городу артиллеристскими снарядами несколько раз в сутки. По сигналу радио «воздушная тревога» мы бежали в бомбоубежище. Это был подвал в соседнем доме, где были поставлены деревянные скамейки. В бомбоубежище собиралось очень  много народу, особенно женщин с детьми. Плакали дети, был слышен грохот летящих снарядов и падающих около. Было страшно. После отбоя воздушной тревоги мы шли домой. Иногда в день несколько раз приходилось нам спускаться в бомбоубежище. На улице валялись осколки артиллеристских снарядов. Мы, дети, их собирали и играли ими. Вскоре мы перестали бегать в бомбоубежище, сидели дома, потому что бомбы и снаряды могли застать нас везде, да и сил стало мало.

Немцы окружили город в начале сентября 1941 года, и мы оказались в блокаде. В магазинах исчезли продукты. Помню, как на улице соседка что-то стала громко говорить, я прислушалась. Она говорила, что в Ленинграде горят склады с продовольствием – Бадаевские склады. Город остался без продовольствия. 

Приближалась зима, по карточкам мы получали все меньше продуктов. Лютая была зима, морозы более 30 градусов по Цельсию, город стоял без отопления, без света, без воды и без продовольствия. Все знают, что зимой 1941-1942 г. мы получали по 125 граммов хлеба и больше ничего! Моя мама и тетя еще осенью несколько раз съездили в Колпино, где у нас около дома был маленький огородик. Они там копали картошку и собирали овощи. Но ехать туда было очень опасно, немцы бомбили и стреляли по поездам. Но немного овощей  было нашим спасением в страшную зиму. Где-то мама купила железную печку, на ней мы кипятили воду и варили суп из картошки с очистками. Но вскоре все это закончилось, больше ничего у нас не было. Страшный холод, темнота, еды нет. Все лежат молча, только мой маленький братик плачет, просит кушать, а маме дать ему нечего.

Я сижу на кровати. На мне надето все, что только было в доме. Я похожа на старушку. Вдруг открывается дверь,  в комнату входят двое военных. Они молча смотрят на всех лежащих. Один военный из армейской сумки достает черный сухарь и дает мне. Он говорит, что это от Бориса Константиновича (Борис Константинович – мой отец, он служил на Ленинградском фронте). Я помню, как взяла этот сухарь в замерзшие руки, есть сразу не могла, а только вдыхала запах хлеба. Я не помню, как они дали сухарей всем, как уходили, что говорили. У меня в руках был черный сухарь, он был вкуснее шоколада, мармелада!

Зимой 1941-1942 г. мы жили в каком-то ином измерении. Я потом спрашивала маму, как она мыла маленького брата, как и чем стирала его одежду, ведь ему было всего 1,5 года. Она подумала и сказала: «Не помню».

Помню, как в начале 1942 года нам дали по карточкам яичный порошок. Мы съели его сухим, готовить что-либо из него нам было не на чем… Все, что горело, мы уже сожгли.

Зимой 1942 года от голода умер дедушка. Мама и тетя куда-то его отнесли, завернув в простыню. Дядя ушел получать хлеб по карточке и не вернулся. Его искали, но не нашли, видимо, он упал и его занесло снегом. Затем умерли от голода бабушка и второй дедушка.

Весной 1942 г. матерей с детьми стали эвакуировать из Ленинграда. Нас уже в августе 1942 г. Довезли до Ладожского озера на поезде и на барже перевезли на Большую землю. К нашему счастью, в этот день немцы не бомбили. На другой стороне Ладожского озера нас ждал поезд. Военные помогли нам сесть в грузовые вагоны, где были сделаны деревянные полки. Перед отъездом нам дали буханку белого хлеба, которого мы не видели больше года, банку сгущенного молока и кружок колбасы. Предупреждали, чтобы сразу все не ели, после страшного голода этого делать было нельзя. Но некоторые люди не выдержали и поэтому погибли в дороге.

Нас довезли до Челябинска, где мы и жили до конца войны.

 

После войны Л.Б. Дытко окончила педагогический институт имени Герцена в Ленинграде. По распределению 3 года преподавала историю в ПТУ в Белоруссии. Продолжила трудовую жизнь в Оредеже, где 34 года работала учителем истории, затем 6 лет в Доме пионеров методистом. Заслужила звание «Отличник народного образования» и квалификацию «Старший учитель».

Дорогие жители блокадного Ленинграда, мы всегда будем помнить вашу победу! Крепкого вам здоровья, долгих лет жизни, счастья и мирного неба над головой!

Подготовила Н.Н. Головешкина, 

председатель совета ветеранов Оредежского СП