Когда началась война, Нине Стекловой шел одиннадцатый год. Она помнит все события тех лет, рассказывает о них с подробностями.
Девочка родилась на хуторе Гладкие Пожни, он был недалеко от поворота на Пехенец. Стояло на хуторе три дома, один барский. В нем служили хозяину Нинины бабушка и дедушка. Дедушка был конюхом, бабушка горничной.
Отца Нина не знала. А отчима запомнила, хотя он прожил с ними немного – с 1937 года. Через два года его забрали на Финскую войну. Перед Великой Отечественной все с хуторов стали переезжать на Мшинскую, тогда она называлась деревней Мхи, а станция так и именовалась: Мшинская. Они тоже перевезли туда дом, отчим начал строить двор. А тут 1941-й. Отчима сразу забрали на фронт, и он погиб в первые дни войны. Уже после того как отгремели тяжелые четыре года, семья узнала, что погиб Михаил Павлов в районе Дубровки. Он как командир поднял всех в бой и упал, сраженный пулей.
Мама ждала ребенка. А 12 июля родилась двойня. В тот день фашистские самолеты в очередной раз налетели на деревню. Когда началась бомбежка, люди ждали хлеб из Красногвардейска (ныне Гатчина). Кругом все горело. Не осталось нетронутых зданий, немцы разбомбили двухэтажную школу, магазин, поликлинику. Бабушка отчима всплеснула руками: «Господи, конец света!» Люди побежали в лес.
И в этом ужасе мама родила двух мальчиков. Ей с детьми тоже пришлось уходить в лес, одного братика несла на руках Нина.
Потом солдаты сказали, чтобы люди перебирались в другие деревни, потому что Мхи стоят на станции, ее будут бомбить всегда. Ушли в Лужки, но и оттуда бежали в лес. Солдаты сказали жителям: «Занимайте наши окопы и шалаши. А мы будем болотами пробираться к своим, выходить из окружения». Женщины заплакали: «Вы же утонете, у нас болота непроходимые». Так и не узнали, что стало с бойцами.
Немцы вошли в деревню быстро. Заняли уцелевшие дома. Нина с мамой досидели в лесу до осени, стало холодно, есть было нечего. Пришлось возвращаться в деревню. Жили вначале в бане. Маму гоняли на работу, Нина сидела с малышами. Но долго мальчики не прожили: от голода умер полугодовалый Женя. Миша дотянул до годика, заболел и тоже умер.
В 1943 году немцы стали угонять людей в Германию. Сосед Иван услышал, что такая опасность нависла над их деревней, убедил людей идти в лес. «Отчим был коммунистом, нам нужно было убегать. Ночью ушли, – вспоминает Нина Александровна. – Но полицай Михаил Афанасьев знал эти места и привел карателей. Мы думали, нас там расстреляют. Но всех согнали в дом, а через два дня посадили в товарный вагон и отправили в сторону Пскова. Там к нам присоединили еще людей».
И тут произошла необычная история. У Ивана поблизости проживали родственники, он сумел им отправить записку с просьбой принести еды и самогона. Самогоном Иван напоил конвоира. Ночью пленники по одному вышли из дома и отмахали 12 км от Пскова. Пришли в деревню. В доме у реки жили батюшка с матушкой. Они и приютили беженцев.
Некоторое время перебирались из деревни в деревню, на еду зарабатывали, помогая местным жителям. Дошли до д. Палкино, там было много беженцев, которых разместили в школе. Познакомились с семьей из Сиверской, стали с ними как родные. Шел 1944 год.
Но и оттуда начали забирать в Германию, вначале молодежь, а затем и беженцев. Где на машинах везли, где людей гнали пешком.
В день, когда пришли в Латвию, пошел сильный дождь. Людей закрыли в сарае, сами немцы ушли в дом. Сарай огромный, с одной стороны стояли животные, другая часть была забита сеном. Нине приспичило по маленькому. Она легла на землю и выползла из сарая. Потом рассмотрела ворота, они были закрыты на деревянную балку, девочка ее сняла и открыла двери. Утром пленников в сарае фашисты не нашли.
Ночью беглецы немного прошли по лесу – а там поле. «Мы-то думали, что лес, как у нас, бескрайний, – вспоминает Нина Александровна. – Спрятались в елочках, а на рассвете пошли искать убежище».
На счастье им встретились добрые люди. Вначале девочка, которая пасла коров. Оказалось, что она русская, ее родителей убили, а бездетная семья латышей приняла ее как родную дочь. Девочка привела беженцев к дом. Хозяйка стала кормить голодных людей, намазала хлеб толстым слоем масла, смотрела, как они глотают нежеваные куски, и плакала.
Так бы и прожили там горемычные беглецы. Но выдал другой латыш: приютила добрая семья старичка, а он увидел чужих людей и донес. Хозяину пришлось зарегистрировать у себя беженцев, а через неделю доставить их в комендатуру. Фашисты отправили их на станцию, а затем в порт Вентабилст.
Так Нина с мамой и семьей из Сиверской оказались в Польше, в Гдыне. Их привезли в концлагерь, рассовали по баракам. Кто-то из обитателей промолвил: «Еще на мыло людей прибавили». Нина не поняла, подумала, что не хватает всем мыла, чтобы помыться. Но очень скоро узнала, что людей периодически уводят на санобработку и они в барак не возвращаются.
Дошла страшная очередь и до мамы с Ниной. Вещей с собой брать не разрешили. Группу гнали через весь город. Десятилетия прошли, а Нина помнит все до мельчайших подробностей. Подвели к небольшому помещению, одну дверь открыли. Там вела вниз очень узкая винтовая лестница, спускались долго. Оказались в помещении с несколькими туннелями, идущими в разные стороны. Нине бросились в глаза три небольших столика, на которых стояли искусственные цветы. В детской голове не укладывалось, как это можно сжигать людей.
Их заставили снять одежду и голых погнали в левый туннель. Впереди конвой, сзади тоже. Кругом мрачные бетонные стены. Смотрят, стена перед ними тихонько раздвигается. А впереди то ли туман, то ли дым, но теплом не веет. И показалось людям, что если шагнешь вперед, то провалишься в яму. Начался истошный крик, словами не передать. Люди отпрянули от входа, но конвой автоматами затолкал пленников вперед. Стена закрылась.
Они прижались друг к другу. Вокруг бетонные пустые стены, а в одной краны без вентилей, оттуда идут тоненькие струйки воды. Боятся подойти, дотронуться. Проходит время. Страх висит в воздухе. Одна женщина подошла к крану: «Водичка, тепленькая. Когда человек умрет, его водой омывают, а нас никто уже не помоет. Давайте сами хоть лицо и руки вымоем». Толпа ее послушалась.
«Стоим. Ожидание становится невыносимым, – продолжает рассказ Нина Александровна. – Я стала читать молитвы. Когда война началась, бабушка научила меня молиться, сказала: «Когда станет страшно, читай».
Вначале читала шепотом, потом вслух. Вдруг стена-двери раздвигается. Конвой показывает: выходите. Сверху ухнула одежда. Женщины говорят, наверное, что-то сломалось, поведут нас в другую камеру. Но нет, вывели людей на улицу и вернули в лагерь. В бараке недоумевали: живые! А одна женщина сказала: «Это Нинкины молитвы нас спасли».
Через два дня эту камеру взорвали и залили водой. По-видимому, фашисты уже заметали следы. На горизонте слышался грохот боев, гремели «Катюши». На работу пленных уже не гоняли, но и не кормили. Голодная смерть нависла над всеми. Был февраль 1945 года.
И вот среди темной ночи появились люди с фонариками и автоматами, кричат по-русски: «Вы кто?» Оказалось, пришли наши: «Найдем вам безопасное место, – говорят, – подождите немного». Город еще был у немцев, но в бараки спустя два дня пробрались трое разведчиков и ночью через весь город вывели людей. Кто-то из поляков сообщил нашим, что лагерь будет взорван.
И тут опять судьба улыбнулась Нине. Шли в темноте, она и еще несколько человек немного отстали. Куда идти? Пошли вперед. Потом узнали: те, кто был в основной группе, нарвались на немцев.
Утром лагерь взлетел в воздух, а ведь там оставались раненые.
С месяц прожили на чужбине. Рядом был госпиталь, туда возили бидоны, а Нина их сопровождала. Бывало, крикнет водитель:»Эй, пацан, сейчас самолеты бомбить будут, прыгай в канаву». Девочка была худая, стриженая, все думали, что это мальчик.
Наконец их вывезли в Россию. Они добрались до деревни Мхи. Их дом был сожжен, на другой стороне Мшинской осталось только шесть домов, в них жили по нескольку семей.
Нине шел пятнадцатый год. До войны она окончила 4 класса. Через два года в Дивенской открыли школу, туда она на товарных поездах ездила учиться.
Когда появился леспромхоз, начали строить бараки. Нина с мамой сами построили дом, в нем и сейчас живет ветеран. Когда выделяли участок их семье, мама вначале не хотела там строить, знала, что наши пленные на том месте захоронены. И действительно, много лет спустя сосед, копая траншею для септика, обнаружил захоронения. Десять человек перезахоронили, а улицу в память о них назвали улицей Советских воинов.
Нина Александровна вначале работала телефонисткой, потом начальником почты. Перед пенсией поработала в Сберкассе и в Госстрахе.
Нине Александровне Николаевой 93 года. У нее одна внучка и трое правнуков/
Любовь Бекетова
