Поздний вечер. Мы с женой уже почти засыпали, каждый в своем телефоне просматривал последние сообщения. Тишина в доме, только слышится детское дыхание из соседней комнаты. Полумрак – обычный, спокойный вечер.
И вдруг я уловил знакомые слова. Сначала – обрывки, потом прислушался: в телефоне у жены звучало стихотворение. Роберт Рождественский. «Восемьдесят восемь».
От этих слов внутри все сжалось так резко, будто кто-то дернул незаметную, но очень важную нить.
Я попросил жену выключить. Даже не попросил – выдохнул слишком резко.
Она удивилась, посмотрела на меня с непониманием. Для нее это стихотворение – о любви.
А для меня – о войне. О тех двоих, кто полюбил друг друга там, где каждый день может стать последним… И кто, возможно, не встретился больше никогда.
Она слышала в этих строках нежность. А я – предчувствие разлуки, вечный страх потери, тот самый холод, который остается в ребрах навсегда.
Я попытался объяснить. Она молчала, слушала. А потом сказала фразу, от которой у меня внутри все замерло: «Да, возможно, они погибли. Но ведь это были самые настоящие, самые искренние чувства. Самая чистая любовь».
Через несколько дней мы разбирали вещи, наводили порядок. И мне в руки попала пачка писем. Тех самых –из зоны СВО. Ее почерк, следы от слез или дождя – кто теперь разберет… И ее слова ударили снова: «самая чистая любовь, самые искренние чувства». Эта фраза вдруг стала понятной до костей. Потому что на войне любое слово с мирной стороны становится чем-то большим, чем просто текст.
На передовой тебе порой не хватает обычных бытовых вещей: носков, одежды, нормальной еды, теплой воды. Но когда приходила посылка, я в первую очередь искал не это. Я искал письмо.
Как бы странно ни звучало – письма были важнее всего. В мире, где все давно стало онлайн, офлайн-любовь будто вымерла. Все отношения – переписка, лайки, аватарки. А там, на войне, ты ждешь не «уведомление». Ты ждешь живую бумагу, которую держали ее руки. Ее слова, написанные не спеша, не между делом, а из души. Сердцем.
Жена старалась всегда вложить в эти письма что-то большее, чем просто текст. Одно письмо она назвала «Запах дома» – положила туда три маленьких платочка. Она и девочки носили их несколько дней на запястье. Я открыл конверт – и там, среди холода, сырости, выстрелов и усталости, действительно пахнуло домом. Пахнуло жизнью. Пахнуло тем, ради чего вообще стоило выживать.
На войне все обостряется. Нет полутонов. Ты или чувствуешь, или нет. И в этой резкости есть страшная честность. Там проявляется настоящая любовь. И настоящая злость. И настоящая боль. Но самые сильные чувства – всегда про дом. Про тех, кто ждет.
Перед моим отъездом на СВО мы переживали сложный период. Если говорить честно, период, когда семья висит на волоске. Мы были в разводе. Каждый жил в своей обиде, своей усталости, своих претензиях. Но перед отключкой, когда меня ранило, перед глазами стояли только они: не должность, не деньги, не документы, не какие-то достижения, а их лица – жены и девочек.
И я вдруг понял, что должен выжить любой ценой. Просто обязан вернуться домой. Потому что там меня ждали мои.
Теперь, когда я держу ее письма в руках, я понимаю одно: чистая любовь – не в идеальных словах, не в киношных признаниях. Она – когда человек пишет тебе письмо в мир, где может не быть завтра. Когда носит платочек на руке, чтобы отправить тебе запах дома. Когда читает стихотворение о любви на войне, потому что верит: любовь сильнее войны.
И я верю в это тоже.
Победа всегда остается за нами!
