Побег из неволи

Новости

578 просмотров

Музей истории города Шлиссельбурга, продолжает публиковать воспоминания «Судьбы Детей в годы войны», а также поддерживает рубрику «Памятники нашего города» - фамилии на постаменте в Комсомольском парке.

Воспоминания Николая Александровича Лапочкина.

«...Война разрушила мои планы… и к тому же еще оказался в своем же городе в плену.

Фашисты вошли в сентябре 1941 года и сразу же завели свой порядок. По улицам на столбах были прибиты доски с распоряжениями немецких властей: «За нарушение - расстрел». Кто дальше зайдет – расстрел». Хватали и забирали за малейшую провинность.

Однажды случайно пересек запретную зону – был наказан – выпорот 25-ю розгами, а за недосмотр за сыном – отец Александр Максимович получил столько же, а матери Любовь Олимпиевне пришлось 10 ударов. С того дня фашисты усилили за нашей семьей слежку. Но частые повешания, расстрелы горожан приводили всех нас в страх и ужас. Враг просто зверел… Отец стал замкнутым, а однажды сказал, что надо бежать. Матери велел приготовить простыни – «маскхалаты».

26 декабря 1941 года в 22 часа всей семьей решили совершить побег к своим через Неву по окрепшему льду. Но путь был не близок и мог стоить жизни, так как немцы держали реку под наблюдением. Цель была одна – перейти к своим частям и рассказать, что творится в городе. Договорились: если кого-то задержат или ранят – остальным продолжать бежать вперед. Прихватив пистолет и две гранаты (добытые перед побегом) в морозный поздний вечер (проверив, нет ли за нами слежки) пошли. Удачно прошли до Петровского моста, спустившись под него, сползли вниз, добежали до коробки шлюзов и направились к дамбе Ладожского канала. Подтянулись, передохнули… Но вдруг вражеские ракеты осветили воздух. Мы мгновенно бросились на снег и залегли. Но видимо нас заметили – послышались оружейные выстрелы, а потом застрочил пулемет.

Как только затихло – вскочив, побежали, но я обнаружил, что нет матери – вернулся, нарушив уговор, вскоре увидел ее…, она лежала с раскинутыми руками и стонала. Окликнул сестру – безмолвие, вскоре подполз отец. И вновь – ракета, немцы, стреляя, бежали к нам. Отец скомандовал: «Беги!», а сам кинул в приближающихся немцев гранаты, послышались взрывы. Добрались по льду до правого берега Невы, где встретили свои дозорные. Перевязали мне руку, был ранен, в горячке не заметил, доставили в штаб.

Там командованию рассказал о нашем побеге и сообщил обстановку в городе. Изъявив желание остаться в их части и мстить за родных и горожан, зверски погибших от врагов. Но не просто было доказать – кто такие Лапочкины… Долго проверяли, выясняли… Время военное, враг рядом и проявлялась строгая бдительность…

Я по возрасту к службе не подходил. С отцом работал на лесозаготовках. Потом, после тщательной проверки устроили меня в Ленинградское 15-е ремесленное училище. Работал на оборону города Ленинграда. Отца отправили на фронт, он погиб в боях под Нарвой. В 1943 году я добровольцем ушел мстить за своих, освобождать Родину от коричневой чумы. Дошел до их логова с войсками 2-го Белорусского фронта, где встретил конец войны. А она мне обошлась дорого – остался сиротой. Только после войны узнал, что тела моих родных: матери и сестры, - были привезены в город в мешках. Их сожгли, как и других «провинившихся» горожан в «крематории», который находился в конце стадиона...»